у тебя твари.
Я удивился. Неужто у парня на шестой руне открылся дар видеть через стенки бочек? Тогда понятно, почему его оставили за старшего, несмотря на возраст: это ж как удобно для досмотра кораблей! Враз увидишь, что везут и прячут.
Но тут парень продолжил:
— Трехрунные, двуногие, в белых шкурах… Таких у нас еще не было. Возьмем за эйрир пучок.
У меня заполыхали уши от злости. Это что же, он ульверов с тварями сравнивает? Смеется над нами? Над теми, кто каждую руну в бою добывает? И боев у нас за плечами побольше, чем рун!
— Чем болтать, лучше старшего позови! — крикнул Альрик.
— Зачем? Я не ниже тебя по руне, я и буду старшим.
— Затем что если пойманные твари сдохнут, я стрясу плату лично с тебя. — С этими словами наш хёвдинг запрыгнул на причал, подошел вплотную к наглецу и заглянул ему в глаза. — И если в этом рунном доме так принято приветствовать воинов, то не лучше ли нам найти другое место?
— Не спеши, хускарл. Идет старший, он и решит, стоит твой товар хоть одного эйрира.
Из поселка уже спешил хельт, должно быть, тот самый старший. Невысокий, едва ли выше меня, зато широкий и мохнатый. Волосы он по местному обычаю не стриг, бороды не ровнял. Да и шерстью он оброс не только на лице: шея, руки, уши — всё было покрыто густой рыжеватой порослью.
Он даже не взглянул на мальчишек-хускарлов, а с уважением кивнул Альрику:
— Приветствую хирдманов в рунном доме! Недавно в Бритланде? Оно и видно. Пожили бы месяц-другой, тоже бы обстриглись, как овцы по весне. Никак морских тварей притащили? Тоже редкость! Сразу видно северных братьев!
Он легко спрыгнул на корабль, приподнял крышку на одной из бочек, ухмыльнулся.
— Во второй такой же? Эх, аж пахнуло севером! Я тоже оттуда. Сюда перебрался, когда семь зим прожил. Отец перевез.
Снова перескочил на пристань.
— Сигрёд, сын Утлаги.
— Альрик Беззащитный и мои сноульверы.
— Вот что, Альрик. Морские твари у нас редкость. Цену за них тебе наш старший скажет. Хёвдинг. Но бочки надо прямо сейчас тащить. Скоро сдохнут твои твари. Не боись! Плата честная.
Сигрёд свистнул, и из поселка выдвинулись крепкие ребята, все хускарлы. Обвязали наши бочки веревками, ухватились и поволокли к себе. Альрик обернулся.
— Вепрь, Тулле! Со мной.
И отправился к рунному дому вслед за нашими бочками.
Плоский Нос сплюнул и отошел в сторону, но не так далеко, чтоб мы его не слышали.
— Северные… И чего их привечать? Дикари! За пятую руну не заступили, а гонору точно у сторхельтов.
— Сигрёд и сам северный. Потому и привечает.
— Ну, посмотрим, насколько они сильны…
Плоский Нос подошел к Волчаре, я тут же выскочил на причал и преградил ему путь. Нечего всяким стриженным делать на борту нашего корабля.
— Так вот какие они северные, — медленно и гнусаво протянул он. — Недохускарлы. Только и могут, что всякую дрянь в море ловить.
— Так вот какие они, выходцы рунного дома. Только и могут, что убивать связанных и подраненных тварей, — ответил я.
— Глянь. И впрямь из леса. Дикие, обросшие…
— Не чета местным стриженным овцам.
— А у нас тут знаток овец объявился! Видать, немало пришлось потрудиться, чтоб пятую руну набить. Дней десять рубил. Топором вверх-вниз, вверх-вниз, — и показал, как именно. — Замаялся, поди.
— Хвала Фомриру, на северных островах и другая живность водится. Есть кому и топором вдарить, и хозяйство пристроить. А у местных сил, я смотрю, только на безрунных бритток и хватает. Хорошую женщину одними рунами не возьмешь.
Плоский Нос разозлился, аж кожа промеж коротких волосенок раскраснелась. Но вдарить он мне не мог. Словесный бой — дело такое: кто первый взбрыкнет, тот и проиграл. Эх, жаль, Хвита нет. Тот одной висой до белого каления довести мог.
— У бритток хоть сиськи нащупать можно. А у северных троллих что спина, что перед — все едино.
— Да нет. Я одну загрыз, так спереди чуток помягче будет, есть куда зубы пристроить.
— Че, правда? — не выдержал один из приятелей Плоского носа.
— Сверху донизу в троллиной крови искупался. Еле отмылся. До сих пор из волос красноту вычесываю.
— Что ты его слушаешь? Видно же, врет!
Энок, прикрыв глаза, на память прочитал отрывок из первой удачной песни Хвита:
— Злата страж отважный
Зверя резал резво
Каменного меха,
Кровь покрыла очи.
И против этого им нечего было сказать. Никто не складывает стихи о несвершившемся, только о реальном и сделанном, только о том, что видел своими глазами.
— А кто сказал, что эта песнь о тебе? Там названо твое имя? Или имя твоего отца? Кто сложил эти строки?
— Наш брат-ульвер, Хвит Снежный. Он погиб этим летом, но успел сложить немало песен о наших сражениях.
— Да брешут они! — заорал Плоский Нос. — Вы гляньте на них! Три руны. Вон там даже двурунный сидит. Как они могли убить тролля?
— Двух троллей, — с усмешкой сказал Эгиль, мягко подпрыгнул и встал возле меня.
— И бились с великаном, — добавил Стейн, неторопливо натягивая тетиву на лук.
— И отстояли сражение с ярлом Хрейном, — сказал Бьярне Левша.
— И укоротили Торкеля Мачту.
— Там чего-то еще было, но я сейчас не вспомню, — ухмыльнулся Сварт и подвернул рукава.
— Так ведь скримслов выловили. И еще ту гадину с щупальцами, — выпалил Видарссон.
— Да, с рунами не всем повезло, — вздохнул Халле. — Тварей на всех не хватает. А вот болваны никак не закончатся.
Я оглянулся на своих братьев и расхохотался. Вот этим мелкорунным я доверил бы свою жизнь! И уже не раз доверял.
— Может, в кнаттлейк? — предложил я.
Тут же расчертили границы поля, сделали шалаш из веток, вырезали деревянную чурку и пару бит. Решили играть трое на трое. Жаль, что Альрик забрал Тулле, но и без него мы могли победить, несмотря на рунное превосходство противника. Я, четырехрунный Энок и надежный Сварт против Плоского Носа и его шестирунных приятелей.
Возле шалаша оставил Энока, так как Сварт с оружием не в ладах, а я, как самый высокорунный из нас, пригожусь на поле.
Энок швырнул чурку, и игра началась…
Когда вернулся Альрик, счет был три — один не в нашу пользу, но я знал, что мы можем и выиграть. Да, выглядели мы не очень. У Сварта распухла правая сторона лица, костяшки на пальцах кровоточили, а кожа на груди и животе была распахана глубокими бороздами. Он цеплялся за ноги игроков и не